Каждому новому поколению, в основном, присущи свои индивидуальные формы удовлетворения потребностей молодости в общении, растранжиривании излишков энергии, наконец, просто в убивании времени. Наверное, это зависит от уровня развития общества (и социального, и технического), от нравов и меняющейся моды и еще от чего-то. В довоенное и послевоенное время самым распространенным видом молодежного досуга (особенно в сельской местности) были вечеринки (или вечόрки). Молодежь собиралась по вечерам: летом – на улице, зимой – у кого-то дома и «установленным порядком» проводила время. Притягательным центром тусовок поколения, еще не дожившего до телевизоров и музыкальных центров, был гармонист с гармошкой. Гармонистов в те времена любили все – и молодежь, и взрослые, и дети. Они были своеобразными героями своего времени, о них слагали песни. Под гармонь мечтали, грустили, танцевали вальсы, плясали, пели задушевные и застольные песни. Без гармошки веселье получалось не того качества, и уж тем более, без нее невозможно себе представить существование уникального, забываемого сейчас жанра народного творчества «частушка». Из интернета. Частушка, жанр русского словесно-музыкального народного творчества, короткая песенка быстрого темпа исполнения. Частушки сочиняли все — и взрослые, и дети, но, в основном, это песенка молодежи, создаваемая преимущественно сельской молодёжью, исполняемая на одну мелодию целыми сериями во время гуляний под гармонь, балалайку или без музыкального сопровождения. Основной эмоциональный тон — мажорный. Некоторые частушки являлись моментальной меткой реакцией на
злободневные темы. Будучи откликом на события дня, частушка обычно рождается
как поэтическая импровизация. Ей свойственны обращения к определённому лицу или
слушателям, прямота высказывания, реалистичность, экспрессия. Представьте,
что это с претенциозностью и превосходством будущей единоличной хозяйки в доме
исполняет невеста того самого одного сынка в присутствии 4-х сестренок. Для
ясности ситуации и отношений других слов уже и не нужно. Этими 4-мя короткими
строчками сказано все. Загадочнее и удивительнее в народной поэзии, чем частушка, пожалуй, ничего и не найти. Цветастая, точная, краткая, хлесткая, нежная или грубовато-задорная, она стоит особняком в фольклорной традиции. Она непредсказуема и неожиданна, как летний дождь при солнце, быстра и решительна, как вихрь. Чтобы спеть частушку, не нужно учиться в консерватории, но если в сердце у тебя пустота, то как бы ты ни старался - ничего не выйдет. Чем было занято сердце моей тети, не знаю, но то, что там не было пустоты – это точно, потому что, по воспоминаниям ее родной сестры Ани, Мария в свои еще совсем юные годы уже была настоящим «мастером частушечного жанра». Об этих воспоминаниях мне рассказала двоюродная сестра Зина, не раз слышавшая их от своей мамы Анны. У Мани был хороший голос, отличный слух, и она слыла непревзойденной певуньей и плясуньей. По крайней мере, в Чулыме. Плясать и одновременно петь она могла без устали и без передыха бесконечно долго – весь вечер, всю ночь – пока вечеринка не расходилась по домам. Не было ей равных и в сочинительстве куплетов. Обычным разговорным языком Мане не удавалось достичь того эффекта, которого она добивалась частушкой. Она никогда не отвечала сразу на обиду, не реагировала сразу на чьи-то не понравившиеся слова, или на то, что кто-то не так посмотрел на нее, ее друга или подругу. Дожидалась вечера, выходила на круг и частушкой под пляску просто «растирала в порошок». Остроумные и хлесткие куплеты сыпались из нее в неограниченных количествах как из рога изобилия: и уже известные, и сочиненные ею тут же, на ходу. Маня с легкостью импровизировала, и мне почему-то представляется, что по «цветастости» ее куплеты не уступали приведенным выше. Как-то случайно оказавшись на частушечной странице в Интернете, Зина прочитала куплет: -
Говорят, я боевая, И
тут же вспомнила, что ее мама (Анна) в рассказах о незаурядных способностях
своей сестры на этом поприще, приводила в пример частушки, когда-то звучавшие в
ее исполнении. Вполне возможно, что по современным меркам Маня была обыкновенным ребенком, а набожная Фекла, воспитанная и придерживающаяся традиций своего времени, просто не могла смириться с «прогрессивными» чертами нового послереволюционного поколения, которые в Мане проявлялись особенно ярко. Разве могла Фекла принять раскрепощенность и вольность в поведении дочери? Ведь во времена ее молодости так себя не вели и замуж выходили не по любви вовсе… А Маня полюбила, и не желала слушать мать. Мы никогда не узнаем подробности, но известно, что Фекла очень страдала и переживала из-за этой ранней Маниной любви, ради которой та оказалась способна все бросить и ни перед чем не остановиться. Бесполезно было взывать к стыду и совести, на Маню не действовали ни уговоры, ни угрозы, ни увещевания. Она поступала так, как уже привыкла по жизни – то есть, как ей самой казалось правильным. Хотелось бы узнать, кто был этот человек, которого так беззаветно полюбила Маня. Наверное,
именно ему предназначалась эта фотография, на обороте которой карандашом написано:
«На долгую вечную память дорогому другу Сафронову Шурику Григорьевичу от подруги
Головиной Марии Илларионовны. 20/IV-41». |